Баязет - Страница 141

141

Отец Герасим грубо и раздраженно выругался:

— Не верю уж… То видение лишь одно бесовское, какое в пустынях бывает. Бредите вы все!

И солдат Потемкин тоже бранился:

— Головопятые вы! Эка, обрадовались… Да откуда нашим-то быть? Тер-Гукасов, сами знаете, армян в горы увел..

Исмаил-хан опять появился среди двора на своем Карабахе, и нервный жеребец, горячась, торопливо выкатывал из-под хвоста круглые катыши. Штоквиц рвал за ворот трубача.

— Играй! — орал он. — Гуди «зорю»!

Трубач от волнения не мог отдышатся:

— …Час… час… сей-час… Ой, не могу!

Комендант в исступлении затряс его, словно грушу:

— Играй, зараза… Бей сигнал!

Клюгенау отобрал у горниста трубу:

— Оставьте парня. Когда-то я неплохо играл на флейте…

Барон вскинул горн к губам, и над головами людей, через фасы крепости, прорываясь через залпы, поплыл восторженный сигнал «зори».

— Так надо? — спросил Клюгенау, возвращая трубу.

— Дюже хорошо, ваше благородие. Именно так.

Прошло какое-то время, и вот из-за гор, переплывая над вражеским станом, над хвостатыми бунчуками и курдскими пиками, вернулась ответная «зоря».

Сомнений больше не было.

— Наши! — сказал Потемкин.

И священник заплакал:

— Господи, грешен я… столько душ загубил! ..

А возле бойниц и окон было не протолкнуться. Карабанов, насев на чьи-то плечи, разглядывал дальние отроги, по которым спускалась, в пыли и грохоте, колонна русского отряда. Кто-то лез к окну прямо между его ног. Но вот турки опомнились, и рядом стоявший парень отлетел назад, хватаясь руками за изуродованное лицо:

— Ой, мамоньки… Ой, беда!

Но радость есть радость, и ничто не могло испортить ее в этот день.

— Как вы думаете, — сияя глазами, спросил юнкер Евдокимов коменданта, — сколько им времени понадобится, чтобы дойти до крепости?

— Думаю, через час они будут здесь.

— Так давайте открывать ворота. Пойдем навстречу!

— Подтяните пояс, — ответил Штоквиц. — Где ваши погоны, юнкер? Если нечем пришить, так носите их в зубах… И не говорите глупостей: вас начнут бить вот с этого места, и юшка из вашего носа будет тянуться до самых гор!

Завидев приближение русских, турки, быстро собираясь в густые толпы и поблескивая издалека оружием, спешили навстречу бою.

Повсюду скакали всадники, из ущелий тянуло грохотом оркестров, табор за табором смыкались возле старого редута. Фаик-паша готовился дать генеральное сражение.

— Очень хорошо, — сказал Потресов Штоквицу. — Начиная с шестого июля мы еще не видели более удачной цели… Снарядов у нас мало, но попробуем.

— Куда майор?

— Тысяча триста сажен, — ответил Потресов. — Накрыть редут, и заодно проверим, провалится ли потолок во дворце.

Штоквиц сложил в рупор ладони и прокричал в пальбе и грохоте перестрелки:

— Четверть ведра ставлю!

— В редут, в редут, — раздались голоса.

— Слышите, — повторил Штоквиц, — четверть ведра!

— Братцы, на радостях упьемся!

Штоквиц радостно захохотал:

— Болваны! Воды, а не водки… Четверть ведра!

Потресов поднялся по лестнице. Прошел в комнату, где, присев на низком лафете, торчало орудие. Подкатили заряды, пробанили на всякий случай ствол — пфук-пфук, зарядили.

— Эх, нет Кирюхи Постного! — сокрушался фейерверкер.

— Наводи, — ответил майор, и кто-то тронул его за локоть. — Уйдите, барон, уйдите отсюда!

Клюгенау помог сдвинуть станину:

— Не надо гнать меня. Будем падать вместе…

— Готова! — крикнул фейерверкер.

— Отойди… — Потресов скинул фуражку, мелко и часто перекрестил орудийный хобот. — Можно, — сказал, — пали…

В дымном обвале выстрела, корежа настил пола тормозными крючьями, откачнулась назад хоботина орудия. В зловонии пороха замелькали лица канониров, что-то треснуло, что-то закачалось.

Но сооружение выстояло, и пушка, тихо пошипывая, уже поглощала второй заряд.

— Кажись, попали, — сказал фейерверкер.

— Пали, — ответил Потресов, и над старым редутом снова взмыло огнем и дымом; толпа турок покатилась прочь…

Клюгенау сбегал вниз, посмотрел, как стоят бревна под полом, и вернулся довольный.

— Трещат, но держать будут, — сказал он. — Впервые в жизни я ощутил вкус к риску в расчетах…

Штоквиц навестил Сивицкого в госпитале; тот без спора налил ему четверть ведра профильтрованной воды, благо сегодня все надеялись уже покинуть крепость. Не поленился комендант своими руками притащить воду к артиллеристам, и ее тут же выпили, не прекращая стрельбы.

— Сейчас наш Исмаил-хан, — рассказал Штоквиц майору, — разглядел в одном всаднике на белом коне своего братца. Вы, майор, случайно не подбейте ханского родственника, а то ведь, сами знаете, Россия бедна генералами! ..

В планы турок не входило допущение русских войск на улицы города, и потому длинные ряды вражеских колонн, разбрасываемые взрывами гранат, тут же смыкались, чтобы перехватить отряд Калбулай-хана еще на подходе к городу.

— А турок многовато, — заметил Сивицкий.

— Да, — согласился Китаевский, — турок немало, а наших войск что-то немного. И вот я думаю…

Пуля чиркнула в переплет окна.

— Знаю, что вы можете думать, — сказал Сивицкий. — Не напрасно ли мы отдали артиллеристам четверть ведра воды? Если желаете знать мое мнение, то я скажу честно: напрасно!

— Вы не верите? — спросила Аглая.

— Голубушка, если это правда, что Исмаил-хан узнал в голове колонны своего брата-генерала, то… Вы же сами понимаете, братья потому и братья, что весьма похожи друг на друга!

— А я верю, — сказала женщина. — Они не могут не знать, что происходит здесь, и они прорвутся к воротам крепости.

141