Юрий Тимофеевич потянул его за аксельбант:
— Милейший поручик, я ведь не сержусь. Наоборот, я жалею, что этот разговор завязался тут, в этих стенах, а раньше поговорить нам не удалось… А мне кажется, было бы любопытно!
Карабанов рассказал о встрече с Ватниным, от которого и узнал об аресте; признался, что ему хотелось бы помочь.
— Из одного Баязета попасть в другой, — закончил он, — это ужасно! Опять каземат, только кончиться может все гораздо трагичнее…
— Комичнее, — поправил его Некрасов.
— Что вы подразумеваете под комедией?
— Суд, — ответил штабс-капитан.
— Вас будут судить здесь?
— Нет, повезут в Петербург.
— Можно нанять хорошего адвоката.
— Вы наивный человек, — снова рассмеялся Некрасов. — Да пусть защищает меня Зарудный или Арсеньев, — какая разница?
Ведь решение суда приготовлено заранее…
Андрей достал из фуражки перчатки, задумчиво скрутил их к крепкий жгут, хлобыстнул ими по краю стола:
— Юрий Тимофеевич, мне бы хотелось вам помочь. Как это сделать — не знаю. Однако могу точно выяснить день, когда вас будут перевозить через перевалы. Повторяю: лично я сам помочь вам не могу. Но вот послушайте…
Некрасов положил на плечи поручики руки, взглядом вызвал на себя его ответный взгляд.
— Не надо, Карабанов, — сказал он.
— Что не надо?
— А вот это… все!
— Но почему? Вы не доверяете мне?
— Доверяю. Но помощи в таком рискованном предприятии от не желаю…
— Именно от меня?
Некрасов выждал. Кивнул:
— Да. От вас…
— Странно, — задумался Карабанов. — Даже очень…
— Я объясню.
— Сделайте милость.
— Видите ли, Карабанов, — начал Некрасов, заведенным маяшиком расхаживая перед поручиком от одной стенки до другои. — Видите ли, вы пришли мне на помощь, не поразмыслив как следует. Может быть, я и действительно достоин уважения в ваших глазах. Может, вы нашли во мне такие качества, за которые любите меня…
— Все это так, — подтвердил Карабанов.
— Но вы забываете об одной вещи, поручик — продолжал штабскапитан.
— Вы забываете о том, что я — ваш враг!
— Вы?
— Да. Именно я… Сейчас вы несколько обижены в своей судьбе, если не сказать точнее — в карьере… Ведь так?
Карабанов промолчал.
— Да не молчите. Наберитесь мужества ответить — так?
— Допустим, что обижен, — не сразу согласился Андрей.
— Вот, — закончил Некрасов, — и потому вы толкуете со мной о «встряске». Но случись только революция в России, и такие, как вы, Карабанов, будут давить революцию… Можете сердиться: я уже вижу вас
— порющим, режущим, убивающим и вешающим.
Не-е-ет, Карабанов, тогда вы уже не придете ко мне в камеру, чтобы предложить свою помощь. Вы сами накинете веревку мне на шею!
Карабанов, задохнувшись от гнева, встал:
— Вы, любезный арестант, были достаточно искренни, за что я вам и благодарен…
Некрасов протянул ему ладонь, и Андрей пожал ее.
— Сохраните свою голову, Карабанов, — пожелал ему Юрий Тимофеевич,
— а я позабочусь о своей…
Странно, что после этого разговора, очутившись снова на пестрых и шумных улицах города, поручик не заметил в себе огорчения.
Он спутился в подвал станционного духана. Распахнув перед собой завесы паласов, проник в отдельную комнату, где его поджидал Евдокимов.
— Так быстро? — спросил юнкер.
— Как видите.
— Что будем пить?
— Что угодно, только не воду…
Они уселись на диван. Евдокимов неузнаваемо изменился за это время
— после осады. Уже не мундирчик, а грязная рваная черкеска сидела на его плечах. Вместо сапог — подбитые шипами чувяки. Газыри были плотно натисканы патронами от «снайдера».
Кинжал — дорогой и отличной стали — висел на поясе, которым не погнушался бы и любой горный феодал.
Дело в том, что юнкер записался в отряд охотников, где процветали свои обычаи, свои законы. Шли в этот отряд лишь одни добровольцы, начиная от разжалованных офицеров и кончая бездомной голытьбой, которым грозила тюрьма. Воинских званий в охотниках не признавалось. Деньги, кресты и котел — все было общее.
— И только одно требование, — рассказывал юнкер, — как можно больше одичать, чтобы ничем не отличаться от туземцев. Посылают нас так: если из десятка один вернется, то уже хорошо. Я уже дважды выходил живым, не знаю, как в третий? .. Осатанел — это верно, даже газет не читаю, — признался он, не стыдясь.
Им принесли вино и еду. Долго пили и ели молча.
Наконец юнкер зашептал:
— Там есть такой кривой спуск. Узкий… Жандармов можно отсечь от кареты. Разворачивать карету не нужно. Прямо от спуска вверх тянется тропа. Совсем неприметная для глаза. Если Некрасов будет даже в кандалах, то…
Карабанов резко остановил его:
— Не надо! Ничего уже не надо… Некрасов отказался от нашей помощи. Он сошел с ума… Не будем больше говорить о нем ни слова. Налейте-ка, юноша, еще в чепурку!
Рука юнкера, вздрагивая, лила вино из пузатого кувшина.
— Жаль, — сказал он, — очень жаль… Вы просто не смогли его уговорить. А в России это сделать будет гораздо труднее…
Вечером Карабанов, будучи вполпьяна, вернулся в Боржоми и здесь встретился с человеком, о котором никогда не забывал и которого считал чуть ли не главной причиною всех своих бедствий…
Князь Унгерн-Витгенштейн первым оправился от неожиданности и первым сделал шаг к примирению.
— А-а-а, вот и вы, Ка'абанов! — сказал он. — Очень 'ад видеть вас… Тут гово'ят, что вы ходите в ге'оях? Может, вы научите и меня, как поско'ее стать из фазана шайтаном?
Карабанов ответил на поклон: