Баязет - Страница 37

Хозяин лавочки, халдей или бахтиар, сожмурил свои подведенные глазки. Одни только гяуры могут шуметь так! А правоверный — нет: прощаясь с обидчиком, он бы вежливо поблагодарил его за мудрую беседу, а придя домой, как следует наточил бы свою саблю.

— Вот… мозгля! — сказал Карабанов и ударом кулака довершил разгром стола.

Хозяин лавочки пошептался с кем-то через ширму и подошел к русскому офицеру.

— Какой халва? — спросил он ласково. — Ваше благородство хочет кальян? Один кальян, два кальян?

— Неси, — повелел Андрей, — коли водки не держите, варвары! ..

Когда поручик одурел и совсем уже побелевшими глазами смотрел, как бурлит в кальяне вода, перс или халдей, черт его разберет, снова подошел к нему:

— Надо успокоить свое благородство, — сказал он. — Женщин нету, но есть тайное удовольствие. Совсем маленькое…

Оч провел Карабанова куда-то за ширмы, и скоро они очутились в низкой комнате без окон, затянутой толстыми коврами; несколько свечей, расставленных по углам, с трудом рассеивали полумрак.

Пахло пылью и еще чем-то неуловимым.

Карабанова, одуревшего от кальяна, клонило в тяжелый сон.

Он сел на широченную тахту, сразу утопившую его в себе, и так, в духоте, пропитанной обостренным напряжением, поручик сидел долго. Даже слишком долго, как показалось ему, и, борясь с дремотой, он уже собирался встать, чтобы уйти…

Но вдруг его слуха коснулся странный звук. Легкий и заунывный, он родился откуда-то извне и был похож на нечаянную ноту.

Андрей стряхнул оцепенение.

Перед ним стояла девушка, совершенно обнаженная, если не считать одеждой легчайшую кисею, покрывавшую ее тело.

— Зия-Зий, — шепнула девушка и ударила пальцем в бубен так осторожно, словно боялась кого-то разбудить.

— Иди сюда, — поманил он ее, и турчанка, прыгнув к нему на колени, стремительно поцеловала его и тут же гибко выкрутилась из его объятий.

— Зия-Зий, — повторила она и, вздрагивая круглыми бедрами, неслышно прошлась по кругу…

Она стала танцевать перед ним, ритмично ударяя в бубен.

Груди ее были укрыты бронзовыми чашечками, сотни мелких косичек рассыпались по маслянистым смуглым плечам.

— Довольно, — сказал он ей, — поди сюда!

Танцовщица скинула с себя кисею; налобная повязка ее, унизанная камнями, сверкнула во тьме.

— Зия-Зий! — выкрикнула она громче и ударила в бубен наотмашь.

Танец сделался стремительным. Живот ее, лоснившийся от пота, мелко вздрагивал. Она заламывала кверху руки в тяжелых медных браслетах, и привязанные к ним листки с изречениями из Корана шуршали, развевая прохладу.

— Да иди же сюда, змееныш! — Карабанов рванулся к ней с дивана, но девушка, откинув свисавший со стенки ковер, мгновенно исчезла…

И тогда Андрей заметил, что он давно не один: два турка стояли в дверях — один помоложе, другой совсем старый, и рядом с ними хозяин кофейни — бахтиар или халдей, теперь это было безразлично.

Вежливо поклонившись, они сели на диван и еще раз поклонились, прикладывая ко лбу концы пальцев.

— Ваше благородство, — наконец спросил один из них, — осталось довольно? .. Великий аллах сотворил женщину, как цветок, а мудрейший Исхак-паша построил Баязет, как венец правоверных…

Карабанов понял: к дверям уже не пробиться. Он выхватил шашку, и две сабли мгновенно обнажились перед ним. «Если что, — пронеслось в голове, — Клюгенау знает, где я, и казаки вдрызг разнесут эту лавку… »

— Убью, рвань турецкая! — заорал поручик, увидев, как подкрадывается сбоку хозяин лавочки, чтобы снять со стены кривой ятаган.

Извернувшись, он рубанул клинком под коленки сзади, рассек сухожилья — и тот уже не поднимался, только ползал по коврам.

«Вот еще бы второго поддеть! » — думалось все время. Карабанов никогда не ощущал в себе такой страшной силы и ярости. Одним взмахом клинка разбросав перед собой сабли, ударил молодого турка сапогом в живот — тот отлетел к дивану. Рука третьего уже была в крови.

— Назад! Перебью всех, как щенят!

И сам отскочил назад. Рванул ковер. Так и есть: еще одна дверь, в которую скрылась Зия-Зий. По длинным переходам караван-сарая отступал, оскалив зубы, рыча зверем, даже не оглядываясь.

Звон стоял от искристой стали.

Тесно было.

— Не подходи ближе — убью! ..

Выкинул вперед шашку, и в этот же момент, рядом с его клинком, поблескивая синевой, хищно вытянулось лезвие чеченской сабли. Андрей повернулся и увидел безухую голову Хаджи-Джамал-бека.

— Пей кофе, — властно сказал лазутчик, — можешь пить шербет, ешь рахат-лукум, но зачем обижать моего друга? ..

Турки отпрянули.

Андрей в бешенстве летел в кофейню, но там уже никого не было. В припадке слепой безотчетной ярости (вспомнился ему тут Дениска) рубил поручик ряды кувшинов, сметал с полок персидские, цветами писанные чашки, острые взмахи клинка — крест-накрест — рассекали навесы из хорасанских ковров.

Потом, выскочив на улицу, почти в диком вопле, созвал солдат, велел окружить дом и никого не выпускать.

— Если побегут, стреляйте, такую мать! .. — приказал он.

Но — странно! — никого не нашел, хотя обыскал весь каравансарай. Ни одного турка. И тот, с подведенными глазами, халдеи или бахтиар, куда-то провалился. Даже Хаджи-Джамал исчез. Только в дальней потаенной каморке нашел Андрей брошенную Зия-Зии; девушка стояла перед ним, плачущая от испуга, стыдливо прикрываясь руками.

Карабанов при виде ее успокоился, втолкнул клинок в ножны.

— Меня бояться не надо, — сказал он. — У нас на Руси так заведено: с бабами не воевать, а лежачего не бить…

После встречи с Зия-Зий весь день Андрей ходил и улыбался, вспоминая подробности и того и этого, так что Ватнин даже сказал: